Народ, придумавший Чебурашку и треугольную гитару, сдавайся!
Саамские мифы и сказания
Саамы (устар. назв. — лопари, лопь, лапландцы) — народность, населяющая северные районы Норвегии (30 тыс. ч., 1995), Швеции (15 тыс. ч.) и Финляндии (5 тыс. ч.). В России саамы (2 тыс. ч.) живут на Кольском п–ове. Верующие саамы в России — православные, в Скандинавии — лютеране. Саамский язык относится к финско–угорской группе языков, в которой составляет особую ветвь. В Скандинавии письменность на основе латинской графики, в России — на основе русского алфавита.
Как старик Саами врагов перехитрил [1]
Жили древние саами близ берега моря. На берегу реки Вороньей было саамское село. Узнали саами в селе, что скоро придут к ним немирные шведы. В селе у саами был один старик по прозвищу «Старшая голова». Вот этот старик и говорит:
— Теперь нам нужно всем бежать в другое место, а то шведы–захватчики узнают, что мы здесь живем, придут и причинят много горя. Нам нужно собрать сто кереж (повозок) и сто быков. Я же останусь здесь, в селе, ждать непрошеных гостей и, когда они придут, сделаю так, что один их всех перехитрю.
Собрали саами сто кереж и сто быков, оставили все старику, а сами переехали подальше, в другое село. Старик же остался один в этом селе и стал немирных шведов ждать.
Прошло некоторое время, и увидел старик множество оленей. Это шла шведская сила. Вот пришли захватчики и спрашивают старика:
— Почему один живешь?
А он и отвечает:
— Подождите, я пойду сейчас за своим народом.
Их главный начальник говорит:
— Отведи нас на то место, где новое село.
Старик отвечает:
— Я отведу вас, только ложитесь все в кережи. У меня есть сто кереж, а много ли у тебя людей?
А строгий начальник говорит:
— У меня есть сто человек.
Старик пригнал оленей и запряг в каждую кережку по одному быку. Затем всем воинам велел лечь в кережки и стал привязывать их покрепче веревками.
Шведский предводитель спрашивает:
— Почему ты всю мою силу привязываешь в кережки?
А старик и говорит:
— Привязываю для того, чтобы не увидели саами заранее, кого я везу, а то народ увидит сидящих в кережках людей, испугается и разбежится. А то и убить вас всех могут. Пусть думают, что я груз везу.
Начальник говорит:
— Ну ладно, привязывай да веди.
Поехали. Едут. День прошел, настал вечер, старик и говорит:
— Ну, теперь скоро подъедем, в селе будем ночью, чтобы не увидели, как мы войдем.
Вот едут привязанные одним ремнем друг за другом сто кережек. А начальника старик привязал к передней кережке.
Едут они, едут по горе прямо к морю, мимо реки Вороньей.
Остановились, слышат — море шумит, а начальник вражеский и спрашивает:
— Что за шум?
Старик отвечает:
— Это соль и вода в море воюют!
Начальник не понял, что значат слова старика. А старик заспешил и быстрее погнал караван оленьих упряжек вперед.
Ехал–ехал, прямо к обрыву высокой горы подъехал, остановился, нож из–за пояса быстро вынул, свою кережку с быком от общего ремня одним махом отрезал, а быка с кережкой начальника сильно стегнул. Бык прыгнул с обрыва и уволок за собою весь караван. Не успели враги опомниться, как очутились в студеном море, да и превратились там в подводные скалы. А старик с быком и кережкой вернулся к своим односельчанам. Саами села Вороньего и поныне называют то место «Сотней скал».
О реке Улите [2]
На безымянной речке, впадавшей в Тулому, жил некогда со своею семьею в старой веже [3] саам рыбак.
Жили они хорошо, пока не вздумалось рыбаку поставить новую, просторную вежу на красивом высоком берегу речки.
Когда вежа была поставлена, жена рыбака стала щепу и стружки сбрасывать в воду. Увидел это рыбак и говорит:
— Не бросай стружки в воду!
А сам уехал в лес за дровами.
Жена не послушала мужа, сбросила весь мусор в воду и очистила холм.
Стружки уплыли вниз.
В те времена бродила по реке Туломе шайка грабителей–шведов. Было их сто человек. Заметили они свежие стружки, плывшие по воде, пошли вверх по течению, увидели дым из новой большой вежи и пришли на высокий берег. Поселились в веже.
Старший из шайки стал жить с женой рыбака, а к дочери сватались остальные.
Когда возвратился из леса хозяин, грабители схватили его и привязали к дереву на ночь — грозили убить его, если не расскажет он, где живут саамы.
Не хотелось умирать сааму. Увидел он дочь, которая шла за водой, и попросил ее развязать веревки. Дочь ответила отцу, что лучше жить ей с матерью и с пришельцами, чем с отцом.
А когда выбежал на улицу маленький сын, отец обратился к нему за помощью, и тот согласился. Вечером мальчик остался играть на улице и, когда все уснули, подошел к отцу, развязал веревки и освободил его.
Очутившись на свободе, хозяин взял воткнутый в землю меч, которым шведы–грабители хотели отрубить ему голову, вошел в вежу и расправился с ними.
Жену и дочь свою освободил саам.
С тех пор этот приток Туломы и называют Улитой, по имени жены саама.
Рехп и Локри [4]
Это было тогда, когда шведы разоряли саамскую землю. Подходили шведы к Потозеру.
В тех местах было маленькое селение.
В этом селении жили две неразлучные подруги, одну звали Рехп (Куропатка), другую — Локри (Лукерья).
Одновременно увидели они во сне, что идут шведы, проснулись и сказали про это мужчинам.
Народ, предупрежденный подругами, ушел из селения, а Рехп и Локри остались.
Пришли шведы в окровавленной одежде; по пути они грабили и убивали всех, кто попадался им.
Заставили шведы женщин стирать их одежды и белье, а сами остались голыми сидеть в веже.
Женщины стали кипятить белье в котле, прокипятили и унесли узлы на озеро. Там спустили белье под лед, а сами ушли в горы.
Так подруги наказали грабителей–шведов.
Стояли морозы. Шведы не могли выйти из вежи голыми. У них вышла вся еда, они не могли поддерживать огонь, и все замерзли.
Та варака [5], на которой спасались Рехп и Локри, называется с тех пор Локри–Пайта'варь (Лукерьина пахта), а место, где было селение, — Рехп–Чальм (Куропаткин пролив).
Богатырь Ляйне [6]
Лежит в широкой тундре Ловозеро.
Самое большое, самое красивое, самое рыбное, самое глубокое озеро в тундре. Главное озеро саамов. Самое главное.
С тех пор как солнце взошло над землей, на Ловозере поселились вежники. Кто на берегах стал жить. Кто на островах вежу построил. Кому где понравилось.
Жили, рыбу ловили, детей растили, оленей пасли. Особого добра не наживали: больно уж глухие места.
И стоял на Ловозере остров Салма. А знаменит был тот остров тем, что поселился на нем саамский богатырь— Ляйне.
Кто Ляйне не знал? Все знали, и свои и чужие.
Сила у Ляйне была медвежья, хитрость лисья, бегал он быстрее оленя, а прыгал лучше белки.
Жил Ляйне на острове с женой, прекрасной Воавр, и с сыном, маленьким Пяйвием.
Пяйвий — по–саамски значит «солнышко». Его так назвали в честь того юноши, который первым поверил в солнце и принес его вежникам.
Жил еще на острове родной брат богатыря Ляйне — Арипий, с женой и сыновьями. И другие люди жили, много.
Собрались однажды братья, Ляйне и Арипий, на рыбалку. И маленький Пяйвий–солнышко просится:
— Возьмите меня с собой.
А Ляйне говорит сыну:
— Мал ты еще для настоящей рыбалки. Подрасти, тогда и возьмем. А пока останься дома, матери помоги, будь за мужчину в доме.
Сказал — и уехали они с Арипием.
Ничего не поделаешь, слово отца — закон. Остался Пяйвий.
Уехали старшие, а на прощанье сказали, что проведают старых своих родителей на другом берегу Ловозера.
Только братья за порог — злая чудь подступила к острову.
А было так: вышла Воавр, жена Ляйне, посмотреть, что за шум на берегу, не братья ли вернулись с озера. Видит — злая чудь бежит, копьями колет, мечами рубит. И впереди самый страшный чудин — Чудэ–Чуэрвь. Закричала Воавр страшным голосом, испугалась. Видит она — не убежать ей никуда, не спрятаться. Схватили ее враги, связали прекрасную Воавр.
А жена Арипия в это время белье полоскала на берегу. Услыхала она крик, обернулась, увидела страшную чудь и Чудэ–Чуэрвя — и бросилась недолго думая в озеро. Бросилась и поплыла. Долго плыла, сколько сил хватило. Доплыла до Тавь–острова, что стоит от берега вдали, на глубокой воде. Тем и спаслась.
А Воавр, жена Ляйне, попала в плен.
А Пяйвий в кустах успел спрятаться. Все он видел, все он слышал, все запомнил: и как злая чудь вежников перебила, и как Воавр в плен взяли, и в какую сторону увели.
Долго ли, коротко — Ляйне с Арипием рыбы наловили, лодки загрузили, поехали старых своих родителей проведать. Обрадовались старик со старухой: сыновья приехали! Стол накрыли: свежее оленье мясо поставили, свежую рыбу сварили. Так рады, так рады…
Сидят старики с сыновьями за столом, не насмотрятся друг на друга, не нарадуются. Вдруг слышат — крик на берегу. Выбежали, а навстречу им жена Арипия идет, шатается, плачет.
Потом рассказала: напала на остров Салма злая чудь. Кто был на острове, тот погиб. Кто не был на острове — тем и спасся. А она, жена Арипия, белье на берегу полоскала, страшную чудь увидала — в воду бросилась и плыла, сколько могла. До острова доплыла, отлежалась, отдышалась — снова в воду бросилась, до другого берега доплыла. Едва не утонула, но весть принесла.
— Что ж, — говорят братья, — раз такое дело, рассиживать некогда. — Попрощались со стариками, бросились в свои лодки. Гребут веслами что есть сил, на Салму торопятся, скорей, скорей, скорей…
Однако не успели. Ушла злая чудь и увела с собой Воавр, жену Ляйне. Ходят братья по своему острову, горюют: всюду люди лежат, побитые злой чудью, вежи сломаны, ветер плачет…
Ой, беда!
Вышел к отцу Пяйвий. Обрадовался Ляйне: сын живой. Спрашивает:
— Куда увела чудь мою жену, а твою мать, прекрасную Воавр?
— Туда, — показал рукой Пяйвий.
— Ладно, — сказал богатырь Ляйне. — Кто долго плачет, тот силу теряет. Не будем слезы лить, пойдем злую чудь догонять. Скоро зима, чудь далеко не уйдет, зима ее остановит. Пойду следом я, найду Чудэ–Чуэрвя и убью его. И жену свою Воавр освобожу.
— Ладно, — сказал Арипий. — Иди, брат. Если выследишь чудь до снега, дай мне знать, я тебе на помощь приду. А не выследишь до снега — подожди до весны. Весной я тебя разыщу и вместе врага осилим. Одному тебе с чудью не справиться, а по белому снегу чудь тебя самого выследит и убьет. Будь осторожен, брат мой Ляйне, не давай сердцу своему воли, пусть все голова решает.
— Ладно, — сказал Ляйне, — так и будет.
Настрелял Ляйне из лука много гагар. Нарубил Ляйне ворох кустов и вырезал целую охапку крепких стрел. И сделал он тем стрелам наконечники из гагарьих клювов. Такая стрела, пущенная богатырской рукой, насквозь врага пробивает.
Взял Ляйне четырех оленей: на одного навьючил гагарьи стрелы, на другого — мясо, на третьего — рыбу. На четвертого сам сел. Попрощался с Арипием, братом своим. Попрощался с сыном, Пяйвием.
Говорит Пяйвий:
— Возьми меня, отец, с собой. Помогу я тебе выследить злую чудь. И за оленями присмотрю.
— Нет, — говорит Ляйне. — Тебе еще расти надо. На твой век врагов хватит. Оставайся с Арипием, помоги новые вежи строить, рыбу ловить. Сделает тебе Арипий лук, учись стрелять. Скоро тебе это пригодится.
И уехал Ляйне. Долго бежали по тундре олени.
Чудь хитро уходила и следы заметала. Искал–искал Ляйне, вот уж и осень кончилась, и снег кружит.
Построил Ляйне вежу, стал в веже жить, зиму пережидать. А сам в разные стороны на оленях ездит, злую чудь разыскивает. Не могла чудь уйти далеко, где–то близко зимует…
Искал–искал — и нашел. Видит однажды: дым на берегу озера. И еще дым, и еще, и еще. Много костров. Значит, здесь чудь зимует. Обрадовался Ляйне: теперь не уйдет от него Чудэ–Чуэрвь.
Стал Ляйне весны ждать. На охоту ходил, двух медведей добыл Ляйне. Шкура у медведя густая, теплая, мясо у медведя вкусное очень. Но не ради шкуры убил медведей Ляйне. И не ради мяса. Заготовил он медвежий жир, заморозил его и высоко на дереве спрятал, чтобы жадные песцы не добрались.
Медвежий жир — первое лекарство для воина. Спрятал его Ляйне до весны, когда будет с чудью сражаться.
Вот и весна пришла. Солнце над тундрой всплыло, весь снег растопило. Ручьи побежали в речки, речки побежали в озера, озера вспухли и сбросили лед. Рыба пошла к берегу, икру метать.
Поехал Ляйне туда, где зимой костры видел.
Пока по озеру плыл, солнце спряталось, темь упала на землю, на воду, на небо.
Подплыл Ляйне к вражескому лагерю, лодку привязал и тихонько полез на вежу, где жил Чудэ–Чуэрвь. Эту вежу он просто узнал: из реппеня (отверстия наверху вежи) самый жирный, самый густой дым валит. И запах самый сильный — мясом пахнет, свежей рыбой.
Слышит Ляйне, сам Чудэ–Чуэрвь говорит:
— Что–то глаза у Воавр повеселели? Что–то тело мое играет, будто перед боем? Что–то дым в реппень худо идет? Не Ляйне ли по веже лезет? Не он ли до нас добрался? Не он ли смерть свою ищет?
Услышал Ляйне эти слова — и скорей с вежи долой, и к берегу. Спрятался в кустах, ждет. Долго ждал.
Слышит — идет его жена, его Воавр, его любимая. Чудэ–Чуэрвь ее за водой послал. Видит Ляйне — Воавр веревкой привязана, и тянется та веревка от самой вежи.
Чудэ–Чуэрвь ее как собаку держал, на привязи. И веревка та не простая. Веревка та из тысячи корней сосновых, тысячи корней еловых сплетена: не сразу топором разрубишь, не сразу ножом разрежешь.
Увидала Воавр своего мужа, своего Ляйне, обрадовалась, про воду забыла. Обнялись они крепко, и от радости их утро наступило, и солнце взошло, и птицы запели, и тростник качнулся.
Сказала Воавр, сколько врагов в стане, сколько охраны у Чудэ–Чуэрвя. Выслушал ее Ляйне и говорит:
— Вот тебе нож, подрежь веревку, которой привязана. И собери вокруг вежи Чудэ–Чуэрвя побольше хвороста и сухой бересты.
Тут Чудэ–Чуэрвь стал за веревку дергать. Ничего не поделаешь, пора Воавр обратно идти. Зачерпнула Воавр воды и пошла в вежу.
— Тебя только за смертью посылать, — ворчит Чудэ–Чуэрвь.
— За твоей смертью я бы бегом сбегала, — говорит Воавр, а сама снова из вежи идет.
— Куда тебя опять понесло? — сердится Чудэ–Чуэрвь.
— Пойду растопку соберу, скоро еду варить, — сказала Воавр. Вышла она из вежи и стала обкладывать ее хворостом и берестой, как Ляйне велел. А Ляйне тем временем положил стрелу на тетиву и залез на вежу Чудэ–Чуэрвя. Заглянул в реппень, дымовое отверстие. Видит, Чудэ–Чуэрвь одной рукой веревку держит, которой Воавр привязана, а другой рукой сиговую икру берет на нож. Взял он сиговую икру, раскрыл свою пасть и только хотел икру проглотить — увидел через реппень Ляйне. Замер Чудэ–Чуэрвь, даже крик из него не идет. А Ляйне выстрелил из лука прямо в пасть Чудэ–Чуэрвю. Стрела с гагарьим клювом пробила глотку Чудэ–Чуэрвю насквозь.
Воавр услыхала, как тетива звенит, схватила нож и обрезала веревку. Ляйне спрыгнул с вежи и поджег бересту. Огонь поднялся до неба — и спалил Чудэ–Чуэрвя.
А Ляйне схватил прекрасную Воавр за руки, и бросились они к своей лодке.
Увидели чудины, как вежа предводителя горит, и кинулись Ляйне ловить. Из луков стреляют, копья бросают, топорами машут — страх. Бьется Ляйне, звенит тетива его лука, свистят гагарьи стрелы. И Воавр бьется: хватает на лету топоры чудинов и со всего маху обратно во врагов бросает. Пробились Ляйне и Воавр к своей лодке, а все же попали в Ляйне две стрелы, и один топор зацепил богатыря. Обливается кровью саамский богатырь, но метко посылает свои стрелы в страшную чудь, насмерть врага разит. Много положил, а чудь все наседает, толпой прет.
Воавр веслами гребет изо всех сил, а Ляйне из лука стреляет.
Тут им помощь подоспела. Арипий ждал–ждал, когда Ляйне вернется, дождался весны и сам поехал на помощь брату. В самый раз и успел.
Отстали страшные чудины, кто живой, кто мертвый остались на берегу, а саамские богатыри уплыли на своих лодках.
— Спасибо тебе, брат, — сказал Ляйне. — Выручил ты нас из беды. Много чуди у Чудэ–Чуэрвя, мне бы одному не справиться.
Арипий смеется.
— Мы, — говорит, — еще бы больше чуди перебили, если бы я твоего сына с собой взял, Пяйвия. Уж как он просился со мной, тебе на подмогу, как просился! Но сказал я ему твои слова: расти еще, Пяйвий, силы набирайся, учись тетиву натягивать сильно, как настоящий мужчина. Оставил я его наши вежи охранять.
Обрадовался Ляйне словам брата. И Воавр обрадовалась.
Пришли саамы в вежу, которую Ляйне зимой построил. И просит Ляйне брата Арипия:
— Достань мне, брат, с дерева медвежий жир. Двух медведей я убил зимой, теперь сослужат они мне добрую службу.
Не успел Арипий бровью шевельнуть — метнулась Воавр, как кошка–рысь взлетела на дерево, достала медвежье сало и принесла мужу.
Разделся Ляйне догола, обнажились страшные раны. Завернулся Ляйне в медвежий жир, весь завернулся, только нос снаружи оставил и глаза. Долго ли, коротко ли так лежал — затянулись раны, потому что нет лучшего лекарства для боевой раны, чем медвежий жир.
Поднялся Ляйне на ноги — и поехали они все домой. Приехали на остров Салма, на Ловозеро. Обрадовались саамы возвращению братьев. Пир закатили, песни пели, пляски плясали, весело было.
Снова стали жить саамы — оленей пасти, рыбу ловить, охотиться.
Жить, как раньше жили.
[2] О реке Улите. Записано в 1927 г. О. Комарецкой на Качким–озере по рассказу местного жителя Платона Глухих.
[3] Вежа — жилище Кольских саамов. Сооружали его в форме пирамиды из жердей и покрывали снаружи дерном, ветвями, хворостом. Дверь была низкая, двустворчатая; посреди, под дымовым отверстием, устраивался очаг, вокруг которого размещались люди. Вежа служила сезонным жилищем в местах рыбного промысла.
[4] Рехп и Локри. Записал в 1935 г. В. Кондратьев по рассказу П. Герасимова из Чун–озера.
[5] Варака — холм, горушка.
[6] Богатырь Ляйне. Записал фольклорист саами П. Юрьев. Литературная обработка писателя С. Панкратова.
Добавлено: 14:53, 30 мая 2015
Зарегистрируйтесь или войдите - и тогда сможете комментировать. Это просто. Простите за гайки - боты свирепствуют.