русский корабль, иди нахуй
Народ, придумавший Чебурашку и треугольную гитару, сдавайся!

Фрагменты размышлений о религиозности иллюзорной и подлинной

И. И. Мочалов,
доктор философских наук
Детям и внукам посвящаю эти запоздалые «Фрагменты...»
Но лучше поздно, чем никогда.
Кто знает, к этим темам может быть доведется еще
вернуться, и не только мне одному.

Каждый человек конечен во времени и телесно и ему свойственно на вопросы, касающиеся божественного, то-есть вечного и бесконечного, искать ответы, которые он приноравливает к себе. В противном случае эти ответы будут ему непонятны и для него бесполезны, они не будут служить ему опорой в повседневной жизни.

Исторически по этому пути приспособления бесконечного к конечному, вечного к преходящему столетиями и тысячелетиями шли, в настоящее время идут и будут еще сколь угодно долго идти все мировые религии, конфессии, религиозные общины и секты. Бог и божественное в человеческом мире отстаивают свое право на существование благодаря тому, что они становятся все ближе к человеку, его заботам и тревогам, интересам и потребностям, спускаются с небес на Землю, очеловечиваются и обрастают великим множеством отчасти фантастических, отчасти реальных «подробностей» – легендами, мифами, сказаниями, житиями святых, апостолов, пророков и прочее и тому подобное.

* * *

Так возникает в глубокой древности и существует тысячелетия охватывающая миллионные массы людей религиозность, самым фундаментальным свойством которой является ее иллюзорность.

* * *

Иллюзорная религиозность – отнюдь не синоним чего-то недействительного или, тем более, ложного, и еще более – плохого или порочного, противного человеку и его природе. – Отнюдь!

Иллюзорная религиозность есть, она существует, она реальна, более того – она неизбежна; например, в той же мере, в какой реальны и неизбежны миражи, галлюцинации, ошибки и заблуждения всех сортов и оттенков, коим несть числа и которые являются – были, есть и будут! – постоянными и неустранимыми спутниками жизни людей.

Сравнение не доказательство, но от одной аналогии трудно удержаться. По той причине, что она, думается, в некоторой степени касается существа дела.

* * *

Сон – состояние, в котором часто пребывают живые существа. У человека на сон приходится примерно треть его жизни. Иллюзорная религиозность может быть уподоблена сну и сопровождающим его, более или менее ярким видениям. Сновидения – неотъемлемая часть жизни человека.

* * *

Самое коренное свойство иллюзорной религиозности – в ее опосредованности, вторичности. Человеку кажется, что он имеет дело с самим Богом, у него создается иллюзия непосредственного общения с Ним. На деле же он общается с созданными им же самим знаками, символами (в широком их понимании) Божества.

* * *

Среднестатистический верующий, если и задумывается о высоких «материях», то делает это редко и без особого желания, под влиянием неких особых и зачастую для него самого загадочных, иррациональных обстоятельств и причин. Бог и божественное в переживаниях такого человека неизбежно сами очеловечены, то-есть они отражаются в его сознании неадекватным своей природе образом. Верующий прибегает к посредникам (ангелы, пророки, апостолы, мессия, богочеловек...), которых он помещает между собой и Богом и вообще божественным. Наконец, и сам Господь наделяется чисто человеческими, земными чертами.

* * *

Иллюзорная религиозность глубоко демократична, она есть по преимуществу религиозность народных масс. В повседневной жизни это проявляется в различных скоплениях верующих – молитвенных собраниях, шествиях, процессиях, паломничествах и т. п.

В коллективности, спаянности – сила иллюзорной религиозности, ее всесокрушающий, нередко сметающий все на своем пути напор, который подобен энергии природных стихий. Но не только им подобен, а иногда этим стихиям по сути тождествен.

* * *

Иллюзорной религиозности, как правило, чужды сомнения, она не любит задаваться вопросами – тем более, если это вопросы «лишние», то-есть «беспокоящие».

Вера иллюзорной религиозности – суть вера не рассуждающая и не сомневающаяся.

* * *

Иллюзорная религиозность – явление прежде всего общественное. Разумеется, личностные мотивы здесь также играют существенную роль, но все же эта роль является подчиненной.

* * *

Как явление общественное, иллюзорная религиозность нуждается в своей социальной огранизации. Распространяясь вширь, она естественно порождает множество организационных форм. Так, согласно последним данным, только в Москве насчитывается в настоящее время около 2000 различных религиозных общин и сект.

* * *

Отсюда проистекают: ревниво-агрессивное отношение к «территории», занятой «своими», единоверцами; нетерпимость к инаковерию и инакомыслию; синдром планетарного лидерства («Мы – первые», «мы – лучше и выше всех», «мы – единственные, владеющие божественной истиной»).

Обыватель – стержень и главная опора иллюзорной религиозности; она позволяет ему хотя бы временами уходить в иной мир от повседневных житейских забот и обязанностей, вносит в его жизнь столь необходимое разнообразие.

* * *

Приобщившийся к иллюзорной религиозности человек (тем более, если это произошло еще в детстве, а так чаще всего и бывает) принимает ее как свою, родственную ему и даже в известном смысле являющуюся его собственностью. Естественно, самого вопроса об иллюзорности исповедуемой им религии перед ним возникнуть просто не может, поскольку человек продолжает оставаться в ее пределах и оказывается, так сказать, весь в нее погружен. Она питает его душу, временами выталкивает на поверхность и держит его на плаву, но и на поверхности и в глубине он дышит, как ему кажется, свободно и полной грудью.

* * *

Но именно – кажется. Реальную возможность так дышать дает человеку подлинная религиозность.

* * *

На вопрос о том, что есть Бог, вообще божественное, и что угодно Богу, подлинная религиозность отвечает примерно так:

Бог есть космическое разумное основание и начало мира, или, другими словами, Бог – это созидающий творческий Разум, благодаря которому мир движется к Добру. Следовательно, Богу угодно все то, что не противоречит Разуму и Добру.

* * *

Бог подлинной религиозности универсален, всеобщ, бесконечен, неисчерпаем. Он – во всем и все – в нем. Это – Абсолют в самом точном значении этого слова.

* * *

Федор Тютчев

Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик –
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык.

Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, –
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.

Мотылька полет незримый
Слышен в воздухе ночном...
Час тоски невыразимой!..
Все во мне, и я во всем!

Чему бы жизнь нас ни учила,
Но сердце верит в чудеса:
Есть нескудеющая сила,
Есть и нетленная краса.
И увядание земное
Цветов не тронет неземных,
И от полуденного зноя
Роса не высохнет на них.
И эта вера не обманет
Того, кто ею лишь живет,
Не все, что здесь цвело, увянет,
Не все, что было здесь, пройдет!

Есть много мелких, безымянных
Созвездий в горней вышине,
Для наших слабых глаз, туманных,
Недосягаемы оне...

И как они бы ни светили,
Не нам о блеске их судить,
Лишь телескопа дивной силе
Они доступны, может быть.

Но есть созвездия иные,
От них иные и лучи:
Как солнце пламенно-живые,
Они сияют нам в ночи.

Их бодрый, радующий души,
Свет путеводный, свет благой
Везде, и в море и на суше,
Везде мы видим пред собой.

Для мира дольнего отрада,
Они – краса небес родных,
Для этих звезд очков не надо,
И близорукий видит их...

* * *

Очевидно, наиболее близок к подлинной религиозности классический пантеизм, отождествляющий Бога с Природой (Вселенной, Космосом). Однако вопрос этот достаточно сложен и требует отдельного рассмотрения; здесь он опускается.

r
* * *

Человек, религиозный в подлинном смысле, мыслит и чувствует себя не вне Бога, а внутри Него, как Его органическую часть.

Поэтому подлинная религиозность – и в этом состоит ее самое фундаментальное отличие от религиозности иллюзорной – не нуждается ни в каких «посредниках» между человеком и Богом.

Человек непосредственно – всей своей жизнью от рождения до смерти – познает Бога внутри себя и открывает его вокруг себя.

Если человеку на этом пути сопутствует удача – значит, он обрел счастье, даже если он бедствует и живет в нищете. Если этого не происходит – он несчастлив, хотя может жить в довольстве и роскоши.

* * *

Из сказанного выше понятно, почему подлинная религиозность по природе своей принципиально внеконфессиональна. Ей неведомы и чужды «конфессионально ориентированные» религии и религиозные течения, общины, секты с их культами, обрядами, символикой, традициями...

* * *

Фактически подлинная религиозность тождественна гуманистической духовной культуре в ее целостности и многообразии, в ее историческом развитии на нашей Земле в прошлом, настоящем и будущем.

* * *

Если иллюзорная религиозность может быть уподоблена сну с его видениями, то религиозность подлинная – бодрствованию с сопровождающими его интеллектуальными, эмоциональными и чувственными восприятиями. Со стороны интеллектуальной, подлинная религиозность опирается прежде всего на философию и науку, со стороны эмоционально-чувственной – главным образом на искусство.

* * *

Особо следует выделить музыкальность восприятия реальности, в той или иной степени свойственной каждому человеку и делающей его необходимо причастным к подлинной религиозности. Музыка выступает в качестве высшей формы проявления подлинной религиозности.

Вряд ли возможно выразить эту мысль словами, но многим любителям классики хорошо знакомо безусловно религиозное чувство, охватывающее человека при слушании произведений великих композиторов.

Близко к этому подходят «напевные» поэтические шедевры. К ним относятся и стихи недавно ушедшего из жизни латышского поэта.

* * *

Ояр Вациетис
Синий колокольчик у камня

Зачем стучишься в камень перстами-лепестками?
Чем обнадежишь, синий вестник наш?
– Пусть затвердеет юность, она пребудет с вами,
как молодость Земли – скалистый кряж.

Вот поцелуи-кварцы, вот поцелуи-шпаты,
а этот молодым гранитом стал:
и смотрит трясогузка, как будто виновата,
и клювом бьет сверкающий кристалл.

Так дети лижут краски, ощупывают стены,
так годы припадают к нам лицом,
так человек проходит сквозь формулы и схемы
и все-таки становится творцом.

Пусть вьются тучи газа и лава мчит потоком,
все это раздвигает человек,
дурачится с ребенком и веселится с Богом,
чтоб стать гранитной музыкой навек.

Под пляску, что оттенки и все цвета смешала,
идет рассвет и сходит мрак ночной.
Дрожь нашего дыханья и острота кристалла
проникнуты единою душой.

От всех абстрактных пятен, любой гранитной формы
на нас дикарство каменное прет,
но колокол надежды бьет у порога формул
и музыку столетия зовет.

Мир музыкою до краев наполнен,
скрипучей зыбкой закачалась ель,
когда запущена пластинка, я не помню,
как детскую не помню колыбель.
Живет ли музыка во мне с рожденья,
я слушатель ее или творец?
Но каждый шаг и каждое движенье
нам отсчитает метроном сердец.
Усталый звон ползущего трамвая,
последний перед парком поворот,
и лед волистый – музыка немая,
а патефон поет: «Снежок метет...»
Я нанесен на нотный лист сугроба,
но плечи, словно крест, в завалах снеговых.
Вы думаете, что мертвые нагробья,
но нет – Земля вращает их.
Плывут гроба и алые гвоздики,
аккорд небесной музыки плывет,
наполнен музыкой весь мир великий,
и бесконечна запись вечных нот.
Я рад, что этой музыке причастен,
любовь и гнев вошли в нее сполна,
и если мы не причастились счастья,
у нас еще есть выход – тишина.

Немой музыкант

Есть немой музыкант среди нас,
он на гильзе свистит от патрона.
Сквозь огонь проходил он сто раз,
онемел
и – ни слова, ни стона.

Прежде в гильзе был порох сухой –
смертоносный,
теперь там найдете
только песню.
Звенит надо мной
эта песня, как пуля в полете.

Глушат песню салюты побед,
оркестровая медь загудела.
Кончен праздник – и музыки нет,
снова гильза пустая запела.

И спокоен убитый боец:
тишина на забытой могиле,
в эту гильзу не загнан свинец,
новый порох в нее не набили.

Музыкант по дорогам идет,
открывайте же дверь ему, люди.
Если кто-то заткнет ему рот,
вмиг раскроются пасти орудий.

И поверьте: в затишье немом,
в страсти, в бурях, в пурге оголтелой,
нет, не ветер свистит за окном, –
это гильза пустая запела.

* * *

Иллюзорная и подлинная религиозность – противоположности, которые однако находятся в единстве, как едины сон и явь, если воспользоваться прежней аналогией.

Единство это отнюдь не внешне и не формально, но глубоко содержательно, обусловлено рядом конкретно-исторических причин и обстоятельств. По существу оно далеко выходит за пределы простых «сна и яви».

* * *

В той мере, в какой иллюзорная религиозность принимает относительно стабильные конфессиональные формы в широком их понимании, она закономерно связывается в определенной своей части с общечеловеческой культурой и в этом качестве становится ценнейшим элементом подлинной религиозности, как явления не только личностного, но и социального.

Таковы прежде всего творения религиозного искусства в живописи, ваянии, зодчестве, музыке, пении, литературных произведениях, поэзии. Искусство – важнейшая сфера единства и взаимного проникновения религиозности иллюзорной и подлинной, та область, где грань между ними зачастую стирается полностью либо она становится несущественной и внимания к себе не привлекает. При этом, разумеется, и питающее подлинную религиозность светское искусство также, в свою очердь, оказывает существенное влияние на искусство религиозное.

* * *

Гуманистическая нравственность – вторая важная область взаимопроникновения иллюзорной и подлинной религиозности. Данный тезис настолько очевиден, что вполне может быть принят за аксиому. Естественно, это нисколько не отменяет желательности и необходимости основательного историко-теоретического рассмотрения самого вопроса.

Религиозность – существеннейшее и необходимейшее свойство личности. Человек, ставший личностью, не может быть безрелигиозным, хотя своей религиозности он может субъективно и не сознавать (что, кстати, происходило и происходит довольно часто, особенно в наше время).

Человек может стоять вне всех существующих конфессий и вообще быть равнодушным к «религиозной жизни» как таковой, но «убежать» от собственной религиозности он не в силах, поскольку он остается человеком, физически здоровым и психически нормальным.

* * *

Подлинная религиозность стремится к уединению, она чуждается «народности» – собраний, празднеств, коллективных молебствий... По‑своему она эгоистична и эгоцентрична. Душа индивидуальной личности – место ее жительства, где она прописана.

* * *

Федор Тютчев

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, –
Питайся ими – и молчи.

Лишь жить в себе самом умей –
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, –
Внимай их пенью – и молчи!..

* * *

Как правило, в лоно иллюзорной религиозности человек не приходит сам – его туда приводят. Происходит это или в раннем детстве или в более позднем возрасте, но тогда, когда человек по большей части еще не успел стать личностью.

* * *

Случается, что так или иначе сформировавшаяся сильная личность одерживает в человеке верх над серым обывателем, и тогда он – нередко в муках, сомнениях, борьбе с собой – приходит сам к подлинно
й религиозности. Так, видимо, произошло в зрелом возрасте с русским историком.

* * *

Василий Ключевский

Что такое наше церковное богослужение? Ряд плохо инсценированных и еще хуже исполняемых оперно-исторических воспоминаний. Верующий приносит из дома в церковь купленную свечку и свое религиозное чувство, ставит первую перед иконой, а второе вкладывает в разыгрываемое перед ним вокально-костюмированное представление и, пережив нравственно-успокоительную минуту, возвращается домой. Затем до следующего праздничного дня он чужд церковной жизни: он – одинокий верующий. Встреча с соприхожанами в церкви – встреча знакомых на улице: никакого общения верующих не бывает в стенах храма. Здесь каждый проверяет только свою совесть своим же собственным настроением, а не совестью собрата во Христе. Он не член церкви, а единоличная церковь, ходит в храм, как в баню, чтобы смыть со своей совести сор, насевший на нее за неделю.

В Церкви Слово Божие слишком заглушается человеческими звуками, живая и действенная истина поочередно анатомируется схоластикой и гальванизируется религиозным фурором, и вера тонет в море форм и впечатлений, возбуждающих воображение и поднимающих страсти сердца. Пусть эти звуки и эти формы – прекраснейшие создания человеческого вдохновения; пусть веет в них высокая поэзия; все же это – земная плоть и кровь, и Церковь, которая этим поддерживает веру в людях, этим действует на них, оставляя все другое на втором плане, – такая Церковь падает на степень театра, только с исключительно религиозным репертуаром.

Что такое Бог? Совокупность законов природы, нам непонятных, но нами ощущаемых, и по хамству нашего ума нами олицетворямых в образе творца и повелителя Вселенной.

Обряд – религиозный пепел: это нагар на вере, образующийся от постепенного охлаждения религиозного чувства; но он и охраняет остаток религиозного жара от внешнего холода жизни. Обряд – действие, вызываемое чувством; становясь привычным, оно может и заменять утомленное чувство, готовое погаснуть. В пепле долго держится часть тепла от горения, его образовавшего.

Религия для нас – не потребность духа, а воспоминание или привычка молодости. Это обледеневший огонь.

* * *

На протяжении долгого времени иллюзорная религиозность, выдвигая своих святых, апостолов и пророков, как будто оправдывает призыв Пьера Беранже:

...Если к правде святой
Мир дорогу найти не умеет –
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой.

Впрочем, в известном смысле в этом к ней присоединяется и религиозность подлинная...

* * *

В заключение – мнение выдающегося русского писателя-мыслителя, последовательно отстаивавшего в своей жизни позиции подлинной религиозности, но никогда не враждовавшего с религиозностью иллюзорной, не бросившего в нее ни камешка, глубоко уважавшего верующих всех конфессий. 28 сентября 1921 года в письме к И. И. Горбунову-Посадову по поводу 40‑летнего юбилея его литературной деятельности он размышлял о будущем...

* * *

Владимир Короленко

Искренно уважаемый Иван Иванович. Сегодня Ваши друзья празднуют Ваш сорокалетний юбилей. Позвольте и мне присоединиться к числу Ваших друзей.

...Одно нас соединяет – это религиозное отношение к жизни. Я, как и они, чувствую, что эта жизнь бесконечна, что она не нами началась и не нами кончится, что это именно бесконечность. Почувствовать эту бесконечность – это значит почувствовать религиозное отношение к жизни.

До сих пор знание и религия были две области от разных категорий, но я верю, что они станут одной. И это именно мне чуется родственным между мной и Вами. Когда-то знание и вера станут одним, сольются в один поток вера и разум. Тогда не будет противоречия неразумной веры и безверного разума. Я в это верю, я на это надеюсь, я на это уповаю.

И надеюсь в этой вере с Вами встретиться когда-нибудь. Может быть, еще не скоро. Может быть, нужно еще и знанию, и вере пройти много расстояния навстречу друг другу, но когда-нибудь это случится. И тогда вера и разум станут одно. А до тех пор да здравствует терпимость. Да скроется тьма, да здравствует Солнце! Надеюсь, что это объединит нас всех.

Пожелаю Вам и всем, чтобы скорее наступило это время.

* * *

XX век и приблизил, и отдалил это время. Как дело обернется в XXI веке – зависит от каждого из нас.

Июль – август 2001.


Статья предоставлена
сайтом «Разум или Вера?»

Комментарии к "И.И.Мочалов. Фрагменты размышлений о религиозности иллюзорной и подлинной"

Зарегистрируйтесь или войдите - и тогда сможете комментировать. Это просто. Простите за гайки - боты свирепствуют.

Ошибка (#32)