Народ, придумавший Чебурашку и треугольную гитару, сдавайся!

Потомки Лабдака

Семеро против Фив

Спустившись с немейских высот, аргосское войско двинулось дальше через Истм и Мегариду и дошло наконец до Киферона, где начиналась фиванская область. Настроение у всех было подавленное: гибель Архемора не предвещала ничего хорошего. Заметив это, Тидей, душа похода, предложил отправить его послом к Этеоклу. Адраст согласился.

Этеокл сидел в своем царском совете, когда глашатай ввел к нему Тидея - С чем пришел?

- С предложением мира. А условие: ты уступаешь власть Полинику и покидаешь Фивы.

Этеокл презрительно улыбнулся:

- Если ваши Семь так же сильны доблестью, как умом, то нам их бояться нечего.

- Это ты можешь изведать сейчас же, - бойко ответил Тидей. - Самый слабый из Семи - Я. Кто из вас пожелает вступить в единоборство со мной?

Вызвалось десять фиванских храбрецов. Площадь совета мгновенно была превращена в арену боя. Сражались копьями и мечами. Один за другим выступали фиванские воины против Тидея, один за другим от него полегли. Узнав об этом, часть молодежи возроптала:

- Нельзя допустить, чтобы он победителем вернулся во вражеский стан!

И устроила ему засаду в ущелье Киферона. Но Тидей и тут не оплошал: засевших он всех перебил, кроме одного, которого отправил недобрым вестником обратно в Фивы...

С умилением и радостью взирала Афина-Паллада с небесных высот на удаль и силу калидонского героя. "Так продолжай, - подумала она, - и награда не заставит себя ждать".

Рассказ Тидея о своем приключении поднял упавший дух аргосцев. Они бодро спустились с Киферона и окружили Фивы. Один только Амфиарай не разделял всеобщей радости.

- Против брата прав, против родины не прав,- продолжал он твердить, - а неправде боги победы не пошлют.

В Фивах царило уныние: если один Тидей таков, то каковы же они все? Более всех был озабочен Креонт. Было у него два сына: старший, Гемон, был женихом Этеокловой сестры Антигоны; младший, Менекей, был еще отроком. Его он послал за старым Тиресием, доживавшим тогда уже последние дни своей чрезмерно долгой жизни. Тиресий пришел, ведомый за руку своим мальчиком.

- Что ты нам скажешь? - спросил его Креонт.

- А где, - переспросил Тиресий, - тот, что ходил за мной, отрок Менекей?

- Он здесь, с нами.

- Пусть удалится.

- Мой сын, - гордо ответил Креонт, - фиванец и спарт, дело его родины также и его дело.

- Как знаешь. Итак, слушай! Дела наши у богов были хороши, а теперь стали хуже. Паллада уже не за нас, она там, где доблесть, а доблесть там, где Тидей. Одно средство есть, средство верное. Его я пришел тебе поведать. Против аргосского орла надо двинуть фиванского змея - того страшного змея, которого убил Кадм. Его дух все еще враждебен нам. Надо его умилостивить его же кровью, кровью его потомка, спарта, но не женатого и не помолвленного, а отрока. Ты меня понял?

Креонт побледнел.

- Понял, - прошептал он.

- Тогда я свой пророческий долг исполнил. Мальчик, веди меня домой!

Когда он ушел, Креонт бросился обнимать Менекея.

- Беги, мой сын, беги немедленно, пока можно. Твоя жизнь в опасности, как только фиванцы узнают об этом ужасном вещании...

- Конечно, отец мой, бегу. Куди прикажешь? В Орхомен? В Дельфы? В Додону?

- В Орхомен, в Дельфы, в Додону - везде у меня есть друзья, везде тебя примут как своего. Сейчас принесу тебе таблички к ним.

Менекей с нежностью посмотрел ему вслед. "Твой сын - фиванец и спарт, дело его родины также и его дело. Против твоей воли, бедный отец, он тебе докажет, что ты был прав".

Там, где Амфионова стена пересекает Дирку, у старинной пещеры змея было отгорожено место, покрывавшее его могилу. Туда, по стене, направился Менекей с мечом в руке. Сверкнул меч - и струя крови окрасила бурый камень ограды. Никто не был свидетелем этой одинокой жертвы. Лишь страж, обходя стену, набрел на бездыханное тело и принес его отцу.

Аргосцы тем временем охватили кольцом весь семивратный город; фиванские лазутчики, ловко подслушав их совещание, донесли о нем Этеоклу и всему военному совету.

- Аргосцы, - доложили они, - решили повести приступ сразу против всех семи ворот, распределив их между своими семью вождями. Тидею выпали на долю Кренийские ворота...

- Ставлю против него нашего Меланиппа, - сказал Этеокл.

- Адрасту выпало брать Омолойские ворота, - продолжали лазутчики, - Капанею - Старые, Амфиараю - Претидские, Гиппомедонту - Онкейские, Парфенопаю - Электрины...

Этеокл последовательно называл фиванских вождей, назначаемых им охранять поименованные ворота.

- ...И наконец, Полинику - Верхние.

- Против него я выступлю сам, - твердо сказал Этеокл.

- Одумайся! - испуганно воскликнул Креонт. - Иль ты забыл старинный оракул Аполлона Лаю, истолкованный Тиресием? Всему его дому суждено погибнуть в крови, и вам - пасть друг от друга в нечестивом взаимоубийстве!

- Я обдумал все и потому иду, - спокойно ответил юный царь, смотря в глаза разгневанному дяде.

- Ослепленный! Безумец! Ты идешь на верную гибель!

- Кто ослеплен и безумен? Мой дед Лай, мой отец Эдип делали все возможное для того, чтобы уйти от рока. И каждый шаг их к нему приближал. Вы хотите, чтобы я следовал их примеру? Нет, будь что будет - не хочу вилять перед роком... Но враг не ждет. Пойдемте каждый к своему посту.

Зазвучала аргосская труба, угрожая осажденным своим резким медным голосом. Защитники поднялись на стену и сверху стали осыпать градом стрел и камней штурмовавших запертые ворота. Один только Этеокл, увидя приближающийся отряд Полиника, велел настежь открыть свои и выступил против него в поле. Полиник, узнав его, невольно отступил.

- Не ожидал? - насмешливо крикнул ему брат. - Не взыщи, я таков - не люблю прятаться за спиной других. Ты хотел получить мою власть - вот она!

С этими словами он метнул свое копье. Но и Полиник, лишь на мгновенье опешивший, одновременно метнул свое. Оба копья были хорошо направлены, оба достигли своей цели. Фиванцев смерть вождя разъярила, аргосцев заставила пасть духом. Завязался долгий бой, но фиванцы в нем имели преимущество, шаг за шагом оттесняя аргосцев от той кровавой поляны, где лежали оба тела, каждое с братским копьем в груди...

У других ворот не знали, что произошло у Верхних. Тидей творил чудеса храбрости у Кренийских. Меланипп должен был послать за запасным отрядом, так как его первый был уже поголовно убит этолийским вождем. Паллада с участием смотрела на Тидея. "Никогда, - говорила она себе, - я ни одного смертного так не любила". Прибытие к врагу новых сил удвоило храбрость Тидея.

- Вперед, друзья! - крикнул он своему отряду.- Перебьем и этих, как перебили первых!

Но Меланипп, зорко за ним наблюдавший, улучил эту минуту, когда он обернулся к своим, и, коварно направляя свое копье между его щитом и телом, стремительным ударом поразил его в живот. С громким криком пал Тидей и заметался в предсмертных судорогах.

- Будет утешение, - злобно крикнул Меланипп, - и сегодня и раньше убитым тобою воинам.

Тидей мгновенно забыл и о боли, и о приближающейся смерти. Жажда мести обуяла его.

- Вперед, друзья! - крикнул он своим, ползая по заливаемой его кровью земле. - Вперед!

Аргосский отряд исступленно двинулся на врага, оттеснил фиванцев, Меланипп был окружен, сверкнул десяток мечей - и его голова, брызжа вокруг себя кровью, полетела прямо в руки Тидею. Умирающий зарычал от дикого восторга, схватил ее и...

В эту минуту Паллада, покинув небесные высоты, подходила к своему любимцу с чашей нектара в руках, чтобы, выпив его, он обрел бессмертие. Она увидела его на земле, с головой Меланиппа в руках и... вцепившегося зубами в его череп. В отвращении она отшатнулась, чаша выпала из ее рук - и мрак смерти осенил очи Тидея.

Не менее яростный бой кипел у Старых ворот, у ограды старого змея. Но фиванский вождь не разрешил своим воинам спускаться со стен. Сверху поражали они штурмующих градом камней, дротиков и стрел. Наконец пылкому Капанею стало невтерпеж.

- Лестницу сюда! - крикнул он.

Вскоре штурмовая лестница была принесена.

- Сюда ее ставьте! - продолжал он, не замечая, что переступ
ает ограду и попирает ногами свежую кровь.

Но дух змея заметил его - и отравил своим безумящим ядом. Лестница стоит, грозя пасть своим верхним концом на головы защитников стены. Капаней хватает факел, взлетает на лестницу.

- Сожгу ваш город! - бешено кричит он им. - Сожгу его по воле богов или вопреки их воле!

Капаней на верху лестницы с факелом в руке реет в воздухе, точно гений приступа. Лестница наклоняется, защитники в испуге разбегаются.

- По воле богов или вопреки ей! - повторяет он громовым голосом.

Но еще более громовой голос раздался высоко над ним - и сверкнувшая в грозовой туче молния поразила его голову. Он выронил факел, простер руки, и его тело, крутясь, полетело вниз и ударилось о бурую скалу, обагренную отроческой кровью Менекея.

- Зевс за нас! - крикнули фиванцы и, открыв ворота, устремились на аргосцев.

- Зевс за нас! Зевс за нас!

Этот крик, словно лозунг победы, облетел всю стену Амфиона, передаваемый от ворот к воротам. Везде фиванские бойцы выступили в поле, везде стали они теснить, обращать в бегство, преследовать оробевшего врага. Пали Гиппомедонт, Парфенопай; пал бы и Адраст, но его чудесный конь унес его в пределы, недосягаемые для фиванских дротов и стрел. Менее счастлив был Амфиарай. Ему удалось бежать от Фив до самых Погний. Однако тут его настиг фиванец и уже поднял копье - но внезапно разверзлась земля и приняла Амфиарая с колесницей и конями в свое всеуспокаивающее лоно.

Далее