Народ, придумавший Чебурашку и треугольную гитару, сдавайся!

Зимородки

Жил когда-то один добрый, миролюбивый царь по имени Кейк, сын Светоносца. И был у него брат Дедалион. В противоположность Кейку он любил войны и кровавые битвы, беспричинно нападал на соседние государства, грабил и порабощал целые народы.

В наказание за это боги превратили его в ястреба.

Кроткий Кейк порицал своего брата за воинственность и жестокость, ссорился с ним. Но брат есть брат, и когда по воле богов он стал птицей, Кейк опечалился. Чем бы он ни занимался, все его мысли были о Дедалионе. В конце концов решил Кейк посетить оракул Аполлона и спросить у его служителей, как живется брату в новом обличье. Оракул находился далеко от царства Кейка, и он стал готовиться к долгому плаванию по морю. Может быть, думал царь, то, что я узнаю, утешит меня.

Жену Кейка звали Алкиона. Она была дочь бога ветров Эола. Их супружество сложилось счастливо. В те давние времена они считались самыми счастливыми мужем и женой. Они горячо любили друг друга, были ласковы друг с другом, никто из них ни разу не сказал другому ни одного худого слова.

Когда царь сообщил Алкионе о своем намерении побывать в Дельфах, она побелела, как стена, по коже пробежал мороз, дыхание прервалось, а еще через мгновение из глаз хлынули слезы. Ей было страшно отпускать мужа в такой далекий путь, не хотелось разлучаться с ним на столь долгий срок. Ведь до сих пор они никогда не разлучались.

«Мой драгоценный супруг,— говорила она плача,— чем провинилась я пред тобой, что ты хочешь так обидеть меня? Или остыла твоя любовь ко мне? Или ты больше не хочешь быть со мной? Как можешь ты отправляться в такое длительное путешествие без меня? Если бы твой путь пролегал только по суше, я бы скучала по тебе, но не беспокоилась за тебя. Но тебе предстоит плыть морем, а морская пучина всегда пугала меня. Вспомни, сколько видели мы обломков кораблей, выброшенных на морской берег, какое это душераздирающее зрелище! А сколько мы видели могил, на которых обозначено имя погибшего, тогда как тело его лежит где-то на дне морском. Если бы ты знал, как я опасаюсь моря!

Мой дорогой, не слишком полагайся на то, что Эол, бог ветров,— твой свекор. Он может укротить, связать самые сильные и буйные ветры. Но точно так же с легким сердцем может выпустить их на волю, и тогда на море разыграется буря. Мне это хорошо известно, ведь мои детство и юность прошли в отцовском доме. Я вдоволь навидалась там этих неистовых стихий, знаю, на что они способны, и потому страшусь их.

Но, боюсь, напрасны мои предостережения, и ты твердо решил отправиться к оракулу. Умоляю тебя: возьми меня с собой! Я хочу, чтобы мы вместе переживали все невзгоды длинного пути, вместе встретили опасность, исходящую от злых волн и буйных ветров. Но главное — мы будем вместе, и мне не придется ежечасно и ежеминутно переживать за тебя, думать, жив ли ты, здоров ли ты. Я боюсь моря, но еще больше боюсь разлуки и одиночества!»

Слова и слезы жены тронули Кейка. Он любил ее так же сильно, как она его, понимал, как грустно будет ему вдали от нее. Но не решался взять ее с собой в дальний путь, полный опасностей! Отказаться от путешествия к оракулу? Но он больше не в состоянии жить, ничего не зная о судьбе брата.

Кейк утешал царицу, говорил ей ласковые слова, но она стояла на своем. «Пойми, дорогая, я не могу отказаться от поездки к оракулу,— говорил он жене.— Поверь, меня тоже гнетет предстоящая разлука. Но ты не бойся, я не буду отсутствовать долго, клянусь тебе! Если судьба будет благосклонна ко мне, через месяц я вновь буду с тобой».

«Ты и в самом деле будешь отсутствовать всего лишь месяц?»— радостно и в то же время недоверчиво спрашивала его Алкиона.

Такие разговоры возникали у них не раз. В конце концов, царь немного успокоил жену и начал готовить корабль. Но при виде готового к отплытию судна Алкиону снова охватил ужас, слезы брызнули из ее глаз. Она горячо обняла мужа на прощание, потом долго молча смотрела на него печальным взглядом. «Пусть покровительствуют тебе боги, мой дорогой!» — сказала она и, потеряв сознание, упала на землю.

Кейк хотел подбежать к ней, чтобы поднять, помочь, но крепкие моряки уже навалились на весла, натянули парус, и судно направилось в открытое море.

Когда Алкиона пришла в себя, она увидела удаляющийся от берега корабль. На его корме стоял Кейк и прощально махал ей рукой. Долго еще Алкиона не уходила с пристани, глядела вслед судну. Вот уже не разглядеть милого мужа, вот виден только силуэт уходящего в открытое море судна, вот и его очертания постепенно уменьшаются, расплываются и, наконец, уже не видно даже точки в морской дали.

Вернувшись домой, Алкиона бросилась на ложе и разрыдалась. Одиночество навалилось на нее всей своей тяжестью, все во дворце напоминало о том, что самый дорогой для нее человек сейчас далеко-далеко.

А корабль плыл и плыл, половина пути осталась позади. Земля далеко впереди, за горизонтом, а здесь кругом одно только море.

Вечерело. Вдруг море стало пениться, поднялись волны, задул штормовой ветер. Кормчий приказал опустить паруса. Но голос его утонул в оглушительном гуле ветра и волн. Ветер вырывал паруса из рук моряков. На корабле поднялась паника. Кто-то стал втягивать внутрь весла, кто-то бросился сворачивать паруса, третьи принялись спешно вычерпывать воду, которая начала заливать корабль. Все сильнее задувал ветер, все сильнее и яростнее бились о корабль волны.

Растерялся кормчий, не знает, что делать, какие команды подавать. Разбушевавшаяся стихия оказалась сильнее его искусства и опыта. Моряки в панике метались по судну, натыкаясь друг на друга и вопя от ужаса. Под напором ветра скрипели и качались мачты, толстые канаты рвались как тонкие веревочки. От ударов волн и пронзительного свиста бури закладывало уши. Морские валы вздымались, казалось, до самого неба, водяные брызги долетали до туч, обложивших небо. Море разбушевалось так, что сквозь возникавшие водовороты и воронки проглядывало дно, грозящее стать братской могилой путников.

Волны играли кораблем, словно ореховой скорлупкой. Вот они подняли его на гребень, и морякам кажется, что они находятся на вершине высокой горы. А уже через мгновение они соскальзывают вниз так стремительно,, как будто их сбросили на самое дно пропасти, вокруг одни только ее гладкие отвесные стены. Вдруг раздался страшный раскат грома, и корабль накрыла огромная волна. Борта судна затрещали, обшивка разошлась, и вода потоком хлынула внутрь. Хлынул ливень, да такой сильный, как будто небо разверзлось и хочет слиться с морем. Кромешная тьма, окутавшая все кругом, разрывалась лишь огненными вспышками молний.

Корабль постепенно заполнялся водой. Уже девять раз накрывали его огромные волны, и вот уже десятая, самая большая волна ринулась с высоты, переполнив судно водой, а сердца моряков — ужасом. Ожидание неминуемой гибели лишило сил их тела и души. Одни терзались из-за того, что умрут без погребения, другие протягивали руки к небу, умоляя богов о помощи. Многие вспоминали в последний раз родных и близких, дом, родину — все, что было дорого им.

Кейк беспрестанно думал о своей жене Алкионе, повторял ее имя. Он радовался, что она не поплыла с ним. Что было бы с ней, когда кругом такой ужас. О как ему хотелось, еще раз увидеть родной берег, бросить последний взгляд на родные места! Но все перемешалось в этой круговерти, он даже не знает, в какой стороне его царство.

Вновь раздался оглушительный раскат грома. Налетевший вихрь сломал мачту и обрушил корму. Волны неистово бросились на свою добычу, взметнули ее вверх и снова низвергли в морскую бездну. Корабль Кейка и почти все находившиеся в нем люди исчезли в водовороте. Немногие из тех, кому удалось удержаться на поверхности, отчаянно пытались ухватиться за плавающие по волнам обломки корабля.

Среди них был и царь Кейк. Его рука, привыкшая к скипетру, на этот раз сжимала кусок мачты. Обратив голову к небу, он обратился с мольбой о спасении к своему звездному отцу и божественному свекру Эолу. Но тщетно, не откликается бог ветров. И снова все помыслы Кейка сосредоточились на Алкионе. Надеется он, что, одожет быть, морские волны пригонят его мертвое тело к берегам родины, любимая жена увидит его, предаст земле, свершив положенные обряды, чтобы душа умершего обрела покой. Чувствует Кейк, что смерть уже близко. Слабеет его дыхание, но снова и снова зовет он далекую Алкиону, шепчет волнам ее имя. И вот в последний раз произнес он любимое имя. Вздыбилась темная волна, накрыла его и навсегда похоронила в морской глубине.

В то злосчастное утро Светоносец, отец Кейка, потускнел. Однако он не мог уходить с небосвода, пока не разгорится новый день, поэтому он окутал облаками свой скорбный лик. Ужасная ночь, когда беснующееся море не пощадило никого из спутников Кейка и его самого, подошла к концу. Показался из-за горизонта багровый диск солнца. Оно осветило пустынное море. Никто не остался в живых и никто не видел страшной картины гибели корабля. А потому некому было сообщить живым о несчастье. Ничего не знала и Апкиона. Она считала дни, оставшиеся до возвращения мужа. Медленно тянулись дни и ночи. Тоскливо и одиноко было ей. Только сознание, что уже близок день встречи, придавало ей сил. Как она ждала! Каждый день открывала сундук, перебирала свои и его одежды, придумывала, что надеть ей, а что ему, когда он вернется домой. Она совершала жертвоприношения и жгла благовония бессмертным богам, в первую очередь Гере, царице богов, покровительнице замужних женщин. Каждый день ходила Алкиона в ее храм молиться за мужа, не зная, что его уже нет в живых. Напрасно просила она послать здоровье мужу, тщетно молила о его благополучном возвращении. Еще она молила, чтобы Кейк постоянно думал о ней. Только это желание и исполнилось: Кейк умирал с ее именем на устах. Гера принимала жертвы, она не могла их отвергнуть. Она жалела несчастную царицу, не ведавшую, что ее просьбы напрасны. Богиня не могла спокойно смотреть на ее поднятые в мольбе руки, выслушивать ежедневно ее просьбы перед алтарем, проникнутые любовью к Кейку.

Гера позвала посланницу богов Ириду, богиню радуги, и приказала ей: «Лети скорей к богу сна Гипносу и вели ему от моего имени послать жене Кейка такие сновидения, которые рассказали бы ей о судьбе ее мужа». Ирида накинула нарядное платье, переливающееся тысячью ярких красок, и быстрее ветра полетела на землю, взмахивая время от времени своими розовыми крыльями. Ее гибкое прозрачное тело образовало огромную дугу и соединило небо с землей. Затем отыскала жилище бога сна, постоянно окутанное мглой. Далеко от людей живет Гипнос, где-то на западе, на самом краю света. Там в земле есть глубокая впадина, в которой и расположена его обитель. Это целая галерея подземных помещений. В их окна никогда не заглядывает солнечный луч, над крышей постоянно клубятся густые туманы. Здесь постоянно царит мертвая тишина, какую люди и представить себе не могут. Ее никогда не нарушают ни бдительный петух своим пением, ни собаки своим лаем, ни деревья шелестом своих ветвей. Никогда не звучит там человеческий голос. Там вечный и полный покой. Если прислушаться, то можно услышать журчание ручейка, но оно лишь навевает сон.

У входа в жилище Гипноса буйно растут маки и другие снотворные растения. Дверей: при входе нет, охраны тоже. В самом дальнем подземелье находится черная кровать, покрытая черным покрывалом. В ней на мягких пыльных подушках спит сам бог, вялый и томный. Вокруг ложа в самых разных позах расположились обманчивые сны. Они постоянно меняют свой облик, у каждого сна их столько, сколько колосьев в поле или песчинок на морском берегу.

Когда очаровательная Ирида вошла в жилище Гипноса, то первым делом отстранила рукой мельтешащие перед ней сны. Вся пещера озарилась великолепным разноцветным сиянием, исходящим от ее платья. Гипнос насилу поднял вялые и тяжелые веки, которые то и дело снова опускались. Зевал он так, что подбородком доставал до груди. Наконец, он стряхнул с себя дрему, приподнялся на кровати и спросил Ириду, зачем она пришла.

Ирида передала ему наказ Геры: «Гипнос, ты самый ласковый из богов! Ты даруешь спокойствие миру и сердцам людей, изгоняя из них печали, заботы, тревоги. Ты даешь отдых усталому телу и укрепляешь его для новых трудов. Пусть один из снов отправится к тоскующей Алкионе. Но выбери среди них такого, кто умеет правдиво изображать то, что было в действительности. Отобранный тобою сон должен принять обличье Кейка и явиться к его жене. Пусть он станет сном, из которого Алкиона поймет, что ее муж погиб в кораблекрушении. Таков приказ могущественной Геры».

Передав повеление царицы богов, Ирида стремительно вылетела из пещеры. Она больше не в силах была выносить дурманящий запах, пропитавший жилище Гипноса, чувствуя, что еще немного — и она не сможет противиться постепенно охватывающему ее сну, не сумеет выбраться из владений Гипноса, останется здесь навсегда.

Из множества снов Гипнос выбрал Морфея, который лучше всех умел принимать обличья разных людей. Причем он умел в точности воспроизвести не только внешность человека, но и его голос, походку, привычки, манеру поведения. Он мог изобразить даже одежду, которую тот носил или носит. Правда, Морфей мог изображать только людей. Другие сны умели показывать птиц, зверей, растения. Своим искусством превращения славился Фантас — он обладал способностью воспроизводить во сне все неживое. Он, например, мастерски превращался в камень, воду, дерево — словом, во что угодно.

Гипнос разбудил Морфея и велел исполнить повеление Геры. После этого Гипноса снова охватила приятная усталость и, погрузившись в мягкие подушки, он уснул.

Морфей бесшумно летел в темноте, не слышен был даже шум его крыльев. Вскоре он подлетел к дворцу Алкионы. Опустился, сложил крылья и принял облик Кейка: та же фигура, такое же лицо, не отличить от настоящего Кейка. Только был он смертельно бледен как мертвец, обнажен, с влажными усами и мокрыми волосами. С его тела стекала вода. Подойдя к постели несчастной царицы Алкионы, он склонился над ней и со слезами на глазах печально сказал: «Узнаешь ли ты меня, моя несчастная жена? Или я очень изменился? Приглядись хорошенько и узнаешь меня. Я пришел к тебе, но не как муж твой, а лишь как тень его. Не помогли твои молитвы и просьба о счастливом возвращении. Оставь надежду на мое возвращение. Я мертв. Во время страшной бури в Эгейском море наш корабль разнесло в щепки, и мы все утонули. Пока море не сомкнуло мои уста, я повторял твое имя. Поверь моей тени, меня нет среди живых. Встань, одень траурные одежды и плачь. Не допусти, чтобы я ушел в царство теней непохороненным и неоплаканным».

Морфей, самый искусный из всех снов, так достоверно изобразил Кейка, что Алкионе показалось, будто она слышит подлинный голос мужа, видит настоящие слезы на его лице и даже различает привычные движения руки Кейка. Алкиона зарыдала во сне, протянула руки к мужу, тщетно пытаясь удержать его. Видя, что муж собрался уходить, она крикнула: «Стой! Куда ты убегаешь? Я хочу быть с тобой!»

И тут она проснулась от собственного крика. Сон отлетел от нее. Алкиона посмотрела по сторонам, нет ли где мужа, с которым она только что говорила. Слуги принесли фонарь, и поиски мужа продолжались. Не найдя его, Алкиона в отчаянии порвала на себе платье, стала раздирать ногтями грудь, рвать на себе волосы. Услышав ее вопли и рыдания, одна из близких подруг спросила, что случилось. «Дорогая моя,— ответила Алкиона,— мой муж мертв, и я тоже скоро умру. Он утонул в море. Муж явился мне во сне, он сам пришел сообщить о несчастии. Напрасно пыталась я удержать его в своих объятиях, это была только тень Кейка. Он стоял вот тут, посмотри на землю, ведь с его волос стекала вода».

И сама стала внимательно разглядывать пол, но ничего не обнаружила. И снова горько разрыдалась.

«Ох, я знала, я так боялась отпускать его в это путешествие. Я же просила тебя, дорогой муж, не подвергать себя такой опасности. Меня всегда страшило море. Но если уж ты не послушался моих советов и просьб, почему не взял меня с собой! Насколько лучше было бы умереть нам обоим! Умереть вместе! Что мне делать без тебя? Только умереть. Надо иметь каменное сердце, чтобы влачить существование дальше и пытаться пережить такое горе. Я не переживу этого, мой дорогой, несчастный муж! Не оставлю тебя одного, приду к тебе. Раз уж нам не дано лежать рядом в могиле, пусть хотя бы у нас будет общая надпись на могильной плите».

Алкиона умолкла, не в силах больше говорить. Она продолжала терзать свою грудь и горестно вздыхать. Нет, не может она жить одна, без него.

Когда рассвело, она выбежала из дворца и направилась к морю. Пришла на то место, откуда отплыл корабль, и долго стояла там, вспоминая все, как было: тут стоял корабль, а вот тут он поцеловал ее на прощание, перед тем как взойти на судно.

Алкиона вспоминала, глядя на море. Вдруг вдали что-то мелькнуло! Как будто человеческое тело! Когда волны подогнали его ближе, сомнений не осталось, это действительно было тело человека. Но чье? Наверное, кого-то потерпевшего кораблекрушение.

И Алкиона принялась оплакивать несчастного утонувшего незнакомца и его бедную жену, пережившую своего мужа. Между тем волны все ближе подгоняли тело к берегу. Вот оно уже совсем рядом. Алкиона вгляделась в него, глаза ее расширились от ужаса, ноги подкосились, слова застряли в горле, она пошатнулась, казалось, вот-вот упадет... Это он, она узнала его. Это ее дорогой муж, Кейк... Через какое-то время она пришла в себя и снова принялась рвать на себе волосы и платье. Она протянула к мертвому руки и с упреком воскликнула: «Вот как ты ко мне возвращаешься, мой дорогой муж? Вот каким мне пришлось тебя увидеть! И никогда больше я не смогу тебя услышать...»

Речь ее оборвалась. Алкиона поднялась на скалу, о которую разбивались волны, и бросилась в пенящуюся воду. До воды, она, однако, не долетела. В падении у нее выросли крылья. Алкиона взмахнула ими и полетела над морским простором, слегка касаясь воды. С жалобным криком летает она над телом своего погибшего мужа, обнимает крыльями, пытается поцеловать узким клювом. Дрогнули сердца богов, сжалились они над несчастными супругами. И превратили их в птиц — зимородков, чтобы их верная любовь и супружество продолжались вечно.

Когда в зимнее время самочка сидит в своем гнезде на яйцах, в течение семи дней море даже не шелохнется. Это Эол сторожит ветры, следит, чтобы с его птенцами-внучатами не случилось ничего плохого.